В сентябре прошлого года ездил на Украину. Перед поездкой прочитал Гоголя. Смешанное чуство — с одной стороны, с детства знакомые сюжеты. С другой — шутки про отношения муж-жена (а это вообще через страницу, в духе «как много девушек хороших; непонятно только, откуда берутся жёны») как-то уже не смешны, комический сюжет с равномерно расставленными роялями в кустах не тянет даже на Фейдо. По-настоящему только «Старосветские помещики» и «Тарас Бульба» понравились, наверное.
Удивило, что у Гоголя имя «Ганна» — это не «Анна», а «Галя».
И прекрасный авторский комментарий про вновь вошедшую в моду идиому «как начнёт москаля везть (то есть, лгать)».
В «Ночи перед рождеством» красиво описано отношение к русскому языку — в фильме этого совершенно не было видно, да и вообще, читая русскую версию повести, передать игру с языком очень сложно.
— Здравствуйте, панове! помогай Бог вам! вот где увиделись! — сказал кузнец, подошедши близко и отвесивши поклон до земли.
— Что там за человек? — спросил сидевший перед самым кузнецом другого, сидевшего подалее.
— А вы не познали? — сказал кузнец, — это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай Боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого два дни. И новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки!
— А! — сказал тот же запорожец, — это тот самый кузнец, который малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя Бог принес?
— А так, захотелось поглядеть, говорят...
— Что ж, земляк, — сказал, приосанясь, запорожец и желая показать, что он может говорить и по-русски, — што балшой город?
Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же, как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык.
— Губерния знатная! — отвечал он равнодушно. — Нечего сказать: домы балшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами из сусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция!
Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывели заключение очень для него выгодное.
В Тарасе Бульбе герой вскакивает на коня, «который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст». Я правильно понимаю, что 20 пудов = 320 килограмм? Даже для сытной Украины, даже в военном снаряжении это как-то многовато...
В том же романе на удивление хорошо показан ужас войны. Сначала, когда Андрей пробирается в польскую крепость и видит там кучи умерших от голода мирных жителей. А затем, когда всех казаков убивают как-то особенно бессмысленно — в момент осады приходит известие о том, что родное Запорожье разграблено, они делятся на две части, одна гонится за татарами, угнавшими в плен запорожцев, а другая продолжает осаждать польский город в надежде выручить пленных. В итоге и те, и другие, и третьи — все умирают поодиночке.
И повод к войне с поляками прекрасный — кто-то приехал на Сечь и сказал, что церкви православные «у жидов [...] на аренде. Если жиду вперед не заплатишь, то и обедни нельзя править». А для большей правдоподобности прибавил, что там жиды и коней-то уж не запрягают, на христианах ездят. И всё — толпа забывает про подписанный с поляками мир (ещё вчера это был серьёзный аргумент — нельзя нарушить данное слово!) и валит в поход. Ура!!1
О евреях отдельный разговор. В романе они однозначно присутствуют, играют важную роль. Но при этом постоянно подчёркивается, что казак не убивает еврея исключительно потому, что рук пачкать не хочет. А так была бы человечеству одна польза.
Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стороне. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство.
Чтобы не заканчивать на грустной ноте, самая лучшая шутка книги. «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» состоит из семи глав с прекрасными названиями в духе «Глава II, из которой можно узнать, чего захотелось Ивану Ивановичу, о чем происходил разговор между Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем и чем он окончился» или там «Глава V, в которой излагается совещание двух почетных в Миргороде особ». Самое прекрасное название у шестой главы: «Глава VI, из которой читатель легко может узнать все то, что в ней содержится».